mareicheva_olga (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
mareicheva_olga) wrote2012-01-20 01:40 pm
mareicheva_olga) wrote2012-01-20 01:40 pm
Можно ли считать сливы?
Во френдленте опять помянули "Косточку" Толстого.
Что за рассказ такой, заколдованный? Время от времени его поминают - и начинаются споры и ссоры. Я, несмотря на то, что училась на кафедре детской литературы, давно б его забыла. Если бы не интернет.
И вот что удивительно: стоит кому-то напомнить, что был такой вот рассказ у классика, прежде всего слышится возмущенный гул:
- Какая ужасная мать! Считает сливы!
Дорогие, а вы когда-нибудь пробовали разделить лакомство между детьми? Особенно когда детей много, а слив мало? "А-а, почему мне меньше, это несправедли-иво!". Мама делает все абсолютно правильно - пересчитывает сливы, чтоб всем досталось поровну. Или вы все выросли там, где сливы можно было есть ведрами? Тоже, знаете, неполезно.
Ужас здесь не в том, что мама "для детей сливы считает", как говорят люди, выросшие в семьях, где трое детей - уже много. А в том, что мальчик боится признаться.
Казалось бы - ну что такого?
- Дети, кто сливу съел?
Ваня краснеет.
- Ваня, ты?
Краснеет и кивает.
Мама выдает Ване на одну сливу меньше и история окончена. Ну, или может добавить что-то вроде: "Я же говорила - сливы съедим после обеда".
Вместо этого взрослые разыгрывают гнусный спектакль, выставляя Ваню на посмешище и доводят его до слез. Только не надо ругать Льва Николаевича. Его есть за что побранить, не спорю, но этот второй после мамы объект ненависти читателей "Косточки" не виноват. Наоборот, он весьма прогрессивен: в те времена и порка не считалась предосудительной, в другой семье Ваню выдрали бы розгами "для его же пользы".
«Только что папа выпустил мое ухо, я схватил его руку и со слезами принялся покрывать ее поцелуями.
– Бей меня еще, – говорил я сквозь слезы, – крепче, больнее, я негодный, я гадкий, я несчастный человек!
– Что с тобой? – сказал он, слегка отталкивая меня.
– Нет, ни за что не пойду, – сказал я, цепляясь за его сюртук. – Все ненавидят меня, я это знаю, но, ради Бога, ты выслушай меня, защити меня или выгони из дома. Я не могу с ним жить, он всячески старается унизить меня, велит становиться на колени перед собой, хочет высечь меня. Я не могу этого, я не маленький, я не перенесу этого, я умру, убью себя. Он сказал бабушке, что я негодный; она теперь больна, она умрет от меня, я... с... ним... ради Бога, высеки... за... что... му...чат.
Слезы душили меня, я сел на диван и, не в силах говорить более, упал головой ему на колена, рыдая так, что мне казалось, я должен был умереть в ту же минуту.»
Это тоже Толстой. Отрочество. Сечь детей бабушка запретила, но довести унижениями подростка до такого состояния было в порядке вещей. Кажется, папа из "Косточки" с его идиотским розыгрышем на фоне этой семейки выглядит не так скверно. А ведь это неплохой дом. Не худший.
Или дом Ростовых, в котором детей балуют. Но когда Наташа прилюдно спрашивает: "Какое пирожное будет?", это считается "выходкой".
А воспитание девочек в романах Чарской вспомните! Когда за беготню босиком лишают возможности встретиться с родными, а за мелкую шалость весь класс оставляют в институте на каникулы. Или "Кондуит и Швамбранию", когда за шинель внакидку оставляют без обеда. Нет, Ване еще повезло с родителями-то! На общем фоне.
Лев Толстой может и "матерый человечище", но он - дитя своего времени. А тогда взгляды на воспитание весьма отличались от нынешних.
И претензии надо выкатывать не ему, а горе-педагогам, которые до сих пор включают этот рассказ в хрестоматии для чтения и парят детям мозг вопросами "как вы думаете, почему заплакал Ваня?". Дети ж не могут ответить: "Потому что папа - взрослый дурак".
"Косточке" давно место в сборниках для студентов, изучающих историю детской литературы, или историю педагогики. А вот сливы считать - не такое уж плохое дело. Если ребенок съест их слишком много, у него живот разболится.
Что за рассказ такой, заколдованный? Время от времени его поминают - и начинаются споры и ссоры. Я, несмотря на то, что училась на кафедре детской литературы, давно б его забыла. Если бы не интернет.
И вот что удивительно: стоит кому-то напомнить, что был такой вот рассказ у классика, прежде всего слышится возмущенный гул:
- Какая ужасная мать! Считает сливы!
Дорогие, а вы когда-нибудь пробовали разделить лакомство между детьми? Особенно когда детей много, а слив мало? "А-а, почему мне меньше, это несправедли-иво!". Мама делает все абсолютно правильно - пересчитывает сливы, чтоб всем досталось поровну. Или вы все выросли там, где сливы можно было есть ведрами? Тоже, знаете, неполезно.
Ужас здесь не в том, что мама "для детей сливы считает", как говорят люди, выросшие в семьях, где трое детей - уже много. А в том, что мальчик боится признаться.
Казалось бы - ну что такого?
- Дети, кто сливу съел?
Ваня краснеет.
- Ваня, ты?
Краснеет и кивает.
Мама выдает Ване на одну сливу меньше и история окончена. Ну, или может добавить что-то вроде: "Я же говорила - сливы съедим после обеда".
Вместо этого взрослые разыгрывают гнусный спектакль, выставляя Ваню на посмешище и доводят его до слез. Только не надо ругать Льва Николаевича. Его есть за что побранить, не спорю, но этот второй после мамы объект ненависти читателей "Косточки" не виноват. Наоборот, он весьма прогрессивен: в те времена и порка не считалась предосудительной, в другой семье Ваню выдрали бы розгами "для его же пользы".
«Только что папа выпустил мое ухо, я схватил его руку и со слезами принялся покрывать ее поцелуями.
– Бей меня еще, – говорил я сквозь слезы, – крепче, больнее, я негодный, я гадкий, я несчастный человек!
– Что с тобой? – сказал он, слегка отталкивая меня.
– Нет, ни за что не пойду, – сказал я, цепляясь за его сюртук. – Все ненавидят меня, я это знаю, но, ради Бога, ты выслушай меня, защити меня или выгони из дома. Я не могу с ним жить, он всячески старается унизить меня, велит становиться на колени перед собой, хочет высечь меня. Я не могу этого, я не маленький, я не перенесу этого, я умру, убью себя. Он сказал бабушке, что я негодный; она теперь больна, она умрет от меня, я... с... ним... ради Бога, высеки... за... что... му...чат.
Слезы душили меня, я сел на диван и, не в силах говорить более, упал головой ему на колена, рыдая так, что мне казалось, я должен был умереть в ту же минуту.»
Это тоже Толстой. Отрочество. Сечь детей бабушка запретила, но довести унижениями подростка до такого состояния было в порядке вещей. Кажется, папа из "Косточки" с его идиотским розыгрышем на фоне этой семейки выглядит не так скверно. А ведь это неплохой дом. Не худший.
Или дом Ростовых, в котором детей балуют. Но когда Наташа прилюдно спрашивает: "Какое пирожное будет?", это считается "выходкой".
А воспитание девочек в романах Чарской вспомните! Когда за беготню босиком лишают возможности встретиться с родными, а за мелкую шалость весь класс оставляют в институте на каникулы. Или "Кондуит и Швамбранию", когда за шинель внакидку оставляют без обеда. Нет, Ване еще повезло с родителями-то! На общем фоне.
Лев Толстой может и "матерый человечище", но он - дитя своего времени. А тогда взгляды на воспитание весьма отличались от нынешних.
И претензии надо выкатывать не ему, а горе-педагогам, которые до сих пор включают этот рассказ в хрестоматии для чтения и парят детям мозг вопросами "как вы думаете, почему заплакал Ваня?". Дети ж не могут ответить: "Потому что папа - взрослый дурак".
"Косточке" давно место в сборниках для студентов, изучающих историю детской литературы, или историю педагогики. А вот сливы считать - не такое уж плохое дело. Если ребенок съест их слишком много, у него живот разболится.
no subject
А вот насчет того "что творилось тогда в человечьих головах" - у нас сейчас с Женей такие беседы постоянно происходят. Они же сейчас взялись грызть литературу. В чатсности "Преступление и наказание" и он очень долго не мог врубится, почему Раскольников ведет себя именно так ,а не иначе. Почему и чему он учится ,если сидит без денег, почему бы ему не пойти подзаработать сначала, почему эта овца Мармеладова постоянно то в истерике, то в обмороке...
А ведь от них требуют писать сочинения о "движениях души", начисто игнорируя то, что в реалиях того времени они совершенно не ориентируются. На истории изучают даты и события, а не "то, что творилось в головах".
no subject
no subject
no subject
no subject
Бульба и мне вспомнился после фразы автора поста насчёт школьной программы. Крапивин вот писал в одной из книг своё мнение об этом произведении в школьной программе)
no subject
no subject
Хотя, тут уже вопрос, хотел бы так автор или нет.
Лучше бы вообще... у Гоголя много других произведений.
no subject
Таки да – изучать надо в 10-11-м классах. И дело даже не в том, что детки узнают историю (могут и не узнать, если ленятся), а в том, что будут психологически более зрелыми.
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
А самое поганое то, что в школах при изучении этих самых "Гайдамаков" постоянно акцентируется этот самый эпизод как проявление офигеть какой высокой национальной сознательности...
no subject
Искусственные челюсти
Невыразимой прелести.
- В. Шефнер, "Лачуга должника".
no subject
Мне вот скоро 40 лет - а я и сейчас не понимаю.
no subject
...Люди непостижимые, но до чего ж узнаваемые!
no subject