Песни из-за забора. Летнее воспоминание

Мы с двоюродной сестрой сидели в беседке и пели по песеннику.

Беседкой мы называли сооружение, которое дедуля построил специально для наших игр. Одной из стен служил забор, другой - стена сарая, третья и четвертая были условны: крышу поддерживали столбы, пол - сначала земляной, потом туда притащили каменные плитки. Поставили старую кровать и кухонный стол. Иногда в беседке варили варенье, но вообще-то это была наша вотчина.

Про песенники надо тоже сказать - девочки восьмидесятых это и так знают, а остальным требуется пояснение: так именовались толстые тетрадочки, в которые школьницы переписывали тексты самых разных песен: Пугачеву, уличный фольклор, псевдопереводы зарубежных шлягеров, ничего общего не имеющие с оригиналом. Странички старались оформить покрасивее: разрисовывали цветными ручками и фломастерами, наклеивали картинки, вырезанные из заграничной рекламы с выставок, журналов мод, открыток, и так далее. У меня, кстати, песенника не было: хотела завести, да мама пресекла. Она считала это пошлостью и безобразием. Запасы модных журналов мама отдала моей сестре - и та вовсю их кромсала, украшая страницы песенника портретами кокетливых теток, одетых по моде десятилетней давности. А мне оставалось только петь.

Вкусы у нас всегда разнились. Сестра любила советскую эстраду - и что-нибудь про любовь. У нее в песеннике было, например, такое:

Если вдруг любовь
Уйдет, как в травы лето,
Если вдруг она
Вдали растает где-то,
Не забудь меня,
Когда поверишь в это,
Не забудь меня,
Ты не забудь меня...

Или:

Все напоминает о тебе,
А ты - нигде,
Остался мир, который вместе видел нас
В последний раз.

Или совсем уж кошмарное:

Шпагу и сердце, мадам,
Брошу я к вашим ногам,
Все блага жизни отдам
Лишь за одну улыбку.
Алый цветок ваших губ
Я непременно сорву,
Целый букет белых роз
Я вам взамен подарю.

Вот это мы и пели. Долго и вдохновенно.
И вот когда мы отстрадали по очередной исчезнувшей любви, из-за забора послышалось:
- Девчонки!.. Ну вот, опять поют.
Мы прервались и захихикали.
- Девчонки! - повторила невидимая собеседница, - ну что вы замолчали! Идите сюда. Меня Галя зовут, а вас?
Как выглядела собеседница, мы так и не узнали, доски забора были широкими, а вдоль них росли кусты смородины, с обеих сторон. Кажется, волосы у нее были светлые. Сколько ей было лет, мы тоже не знали - взрослая тетка, и все тут.
- Ну, давайте петь! - оживилась Галя, - вот эту знаете?..

Я не помню, что она запела. Что-то тоже про любовь. У нее был неплохой голос, даже очень неплохой. Интонациями она напоминала Анну Герман - разумеется, в худшем издании, надтреснутую такую Анну. Мы тоже подхватили.
Мы перепели все, что могли вспомнить из репертуара Пугачевой. Пели каких-то исполнительниц, которых я сейчас и вспомнить не могу. Пропели про трех красавиц, шедших по городу Мадриду.

Когда стало грустно, я предложила что-нибудь повеселее. Я до того побывала в больнице и девочки меня плохому научили. Тогда считалось, что это "плохое" - теперь все эти песни известны по передаче "В нашу гавань заходили корабли". Кстати, песня про гавань тоже была полузапретная, в детском санатории за нее можно было взбучку схлопотать.

Я запела:

Я стою у заброшенного сада,
И гитару держу за спиной,
Я спою вам сейчас серенаду,
Хочешь слушай, а хошь - иди домой.
Да поцелуй меня моя Перепетуя,
Я тебя так безумно люблю,
Для тебя чем угодно рискуя,
Ворону, грабану, спекульну!

Галя взвизгнула от восторга и подхватила, иногда сбиваясь - она, судя по всему, другой вариант знала. Ленка песню знала от меня, мы пели одно и то же.

- А эту знаете? - выпалила Галя, стоило нам закончить:

Сидели мы на крыше,
А может быть и выше,
А может быть на самой на трубе!
И ты мне говорила, что ты меня любила,
Какого черта шарики
Морочила-крутила?

Тут вклинился какой-то мужчина. Что он лопотал, мы не расслышали, но Галя на него рявкнула от души:
- Не лезь! Дай попеть от души!
- Ну, пей, - пробурчал мужик.
- Пей! - передразнила его Галя, - Одно "пей" на уме.

Мы захихикали, Галя спровадила кавалера и вернулась к песням.
Спели про красавицу Анфису без ушей. Про трех ковбоев. Про крошку Джаней. Предложили было "Мурку", но Галя отказалась:
- Это вам ни к чему! - отрезала она, - лучше опять "Перепетую".

Запели Перепетую.

И тут из дома донеслось:

- Оля! Лена! Лена! Оля! Обедать!
- Придете после обеда? - с надеждой спросила Галя. Мы пообещали - да, мы быстро.

Но мы ее обманули. Нас в сад не выпустили.
Взрослые нас разбранили - не стыдно? Орем неприличные песни, в компании какой-то пьяной бабы...
Мы вины не признали. Пьяной? Да кто там за забором разберет! Мы пьяных-то видели только на улице, дома никто не напивался.Перегаром не несло, не спотыкалась, говорила внятно.
И неприличных песен мы не пели. Вон, даже "Мурку" не стали.

- Ну что, что неприличного? - приставали мы.
- Перепетуя! - ошарашили нас взрослые.
- А что там неприличного?
Не помню, уже, что нам ответили. Слили, наверное, дискуссию, заявив "вырастете, поймете".

А петь не отпустили.

Галя, наверняка, была навеселе. Но ей ведь хотелось немногого - попеть о любви. И не ее вина, что не нашлось с кем, кроме как с девчонками-младшешкольницами. Петь-то хочется...

Это другой вариант "Перепетуи", но пусть будет - вдруг кто этого в детстве не пел?