Алан, меня понесло!
Aug. 28th, 2004 02:24 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mareicheva_olgaАлан П. Кристиан
Золото мое.
Подзаголовок гласит: "История очищения". Но это еще и история милосердия, прощения, падения и возвышения.
Начало этой заметки я переделывала раза четыре – и не уверена, что остановлюсь. Говорить хочется бесконечно – в каждой сцене, каждом абзаце, можно найти такой глубокий подтекст, что рассуждений о нем хватит на несколько страниц, и комментарий выйдет куда объемнее, чем само произведение. Поэтому не буду писать обо всем, что зацепило-поразило-понравилось, а остановлюсь на главном. Эта небольшая повесть – емкая, очень изящная по форме – дает ответы на многие вопросы, которые то и дело задают как христиане и люди близкие к христианству, так и их противники.
Слова "грех" и "искушение" повторяются довольно часто, но под ними, как правило, понимается некое удовольствие, запрещаемое фанатиками, дабы не позволить веселым безбожникам искренне развлекаться в свое удовольствие. Заговорить вслух о грехах и грешниках – верный способ навлечь на себя насмешки, либо же глубокоумные рассуждения о подавлении желаний и прочих несчастиях. Это – взгляд мира, но даже среди людей церковных нередки представления, что грех, в общем-то, штука приятная, но – нельзя, так нельзя, остается вздохнуть и погрозить пальцем тем, кто все-таки решился этого сладкого плода отведать.
В "Золоте" говорится ясно и недвусмысленно: грех мерзок и тяжек. Искушение – вовсе не захватывающее страстное влечение. Оно скорее сродни болезни. Алендрока страсть превращает в животное, она подобна сумасшествию – Гийом и думает про своего господина, что тот сошел с ума. Это – боль, чернота, ничего общего со сладостью.
Гийом, без сомнения, жертва, но невинной жертвой его не назовешь. Грех не бывает невольным, хотя с этим так часто хочется не согласиться. "Не было выбора" – вечное оправдание тех, кто мог выбирать. " мне нужно, чтобы ты… сам… сам.", - говорит рыцарь оруженосцу, но тот видит перед собой не человека, а нечистого, и свое "да" говорит не Алендроку, а совсем другому собеседнику.
Трусость сама по себе еще не грех, но она нередко греху предшествует. Боязнь боли, унижений, смерти свойственны человеку; одни преодолевают страх, другие же ему поддаются, в надежде на "меньшее зло", на то, что "не было выхода". Надежды не сбываются. Душу нельзя продавать по кусочкам. Раз уступив, попадаешь в зависимость, мессен дьявол превосходный игрок и вырваться из его ловушек ой как трудно. И первую сделку с сатаной Гийом заключил еще за год до плена.
Абу Бакр, хозяин раба-христианина, человек незлой. Он позволяет исповедовать христианство – пожалуйста! Можешь даже преклонить колени, если находишься среди единоверцев. Но не смей молиться при иноверце. Не молись в этом доме. Христианская молитва вызывает у доброго старика приступ сатанинской ненависти – по другому не скажешь, Абу Бакр достаточно веротерпим, но тут в него словно вселяется демон. Что трудно назвать неожиданностью – молясь, Гийом чувствует, что вот она, настала возможность стать святым, белым, как снег. Демоны любят виться вокруг святых, и если сатана может принять вид обольстительной девицы, или чудовища, почему бы ему не предстать в облике сарацинского мудреца? Много говорится о брани духовной, об искушении удовольствием, но то, что, возможно, придется вести реальный бой, мало кому приходит в голову. А противник к тому же может оказаться гораздо сильнее, в его руках – оружие, или плетка, у тебя же – только вера и молитва… К такому варианту мало кто готов. Порыв Гийома кончается болью и бесчестием, вместо святости – отступничество, но, говоря словами автора: " кто сам бы сделал иначе - тот пусть его осудит". Требования Абу Бакра вполне соответствуют требованиям многих либералов – молитесь, но среди своих, не смейте исповедовать свою религию открыто, заявлять об этом вслух. Это – ваше личное дело. И наказание ослушникам – не смерть и не порка, а всего лишь мирское осуждение, но сколько христиан поддаются этому страху? Гийому грозило худшее – но отступил он только на четвертый раз.
И все же отступничество состоялось, грех на Гийоме остался, страх никуда не ушел, вернулся в новом обличье и на сей раз потребовал, кроме души, осквернить еще и тело.
Я никогда не приму разговоров о том, что "разницы нет", о допустимости гомосексуальных браков и прочего политкорректного трепа на этот счет. Понимаю, что неизбежно найдутся читатели, которых привлечет именно это, Бог им судья, но жаль, если кто-то не увидит в "Золоте" только некуртуазную (а проще говоря – грязную, хотя кто-то и будет уверять, что в этих отношениях нет грязи) историю совращения юного оруженосца. Хотя, это неточно, грязно то, что случилось между двумя, но не повествование о них. Никакой возвышенной страсти здесь нет в помине, если есть радость – то черная, от дьявольщины не избавиться. " Это было как головная боль. Такой же вгрызающийся в плоть шип, и от него тело так же могло умереть, разорваться. На этот раз это были тяжесть и жар, и мучение, раздирающее всю нижнюю половину тела, и если это хоть в чем-то была любовь - Алендрок понял, почему за нее убивают ".
Но неприемлемой оказывается и другая точка зрения, свойственная, в большей части, уголовникам, у которых "опущенный" - пария на всю жизнь. Тем не менее, многие воспитанные и образованные люди не стыдятся высказываться в том же духе. Что до меня, то я процитирую Льюиса: "Жестокость хуже похоти; искушения мира сего опаснее, чем искушения плоти". Тот же Льюис пишет, что "тех, кому эта склонность не свойственна, от нее мутит почти как от некрофилии". Не настолько, конечно, – разница именно в этом "почти". Не скрою, когда я поняла, в чем "некуртуазность" истории меня слегка покоробило. Но при всей своей "гомофобии" – а я предпочту прослыть гомофобом, чем вывешивать радужные ленточки в ЖЖ, и ставить всем в пример Нидерланды – я прочитала "Золото" залпом и тут же внесла его в список любимых книг. Потому что важны здесь не злоключения плоти, а странствия духа.
И, наконец, главное – очищение.
О падении Гийома – долгом, непрестанном, - рассказывается на протяжение всей повести. О возвышении – только в последней главе. И это на самом деле так – разбойнику на кресте тоже хватило эпилога его жизни. Для того чтобы произнести, наконец, слово "нет", много времени не надо.
Здесь есть ответ еще на один вопрос – о неискреннем покаянии, о том, как каются и вновь грешат – ах, до чего же это ужасно и неправильно, и можно ли прощать такое?
Вопрос о прощении – не в нашей компетенции, а о важности покаяния – пусть даже показного, как у Ричарда (хотя – имеем ли мы право судить, насколько он был искренен?) высказаться можно. Да, Ричард кается и грешит вновь, совершенно ханжески обрушивается на распутников, грозя карами тем, кто занимается делами, коими он сам не брезгует. Но это именно его шумное, прилюдное покаяние открыло глаза Гийому на то, что не все потеряно, что путь назад всегда открыт. Ханжество мерзко, но пусть о грехах напоминают хотя бы ханжи, если порядочные люди не помнят. Неискреннее покаяние к спасению не ведет, но это не значит, что надо отказывать в возможности спастись всем подряд.
А дальше – смерть. Гийом, наконец, приходит к мученической кончине. Чуда не произошло. Выдержи герой прежде, она пришла бы раньше, только и всего – разве, мучений и унижений было бы меньше. Счастливым такой финал никак не назовешь и многие будут разочарованы, но смерть стоит в конце всех человеческих историй, и то, некоторые книги заканчиваются раньше, чем герои доберутся до этой цели, ничего не меняет. А чудо все-таки было! Потому что есть еще одна концовка – красивая, ПРАВИЛЬНАЯ, подобающая настоящему роману про воинов Христовых. Именно это и было на самом деле, а вся злоба и все непотребство – искажение, морок. Потому что мессен дьявол хоть и мнит себя искусным игроком, на деле – всего лишь жалкий шулер и все его ухищрения не стоят нашего внимания.
Золото мое.
Подзаголовок гласит: "История очищения". Но это еще и история милосердия, прощения, падения и возвышения.
Начало этой заметки я переделывала раза четыре – и не уверена, что остановлюсь. Говорить хочется бесконечно – в каждой сцене, каждом абзаце, можно найти такой глубокий подтекст, что рассуждений о нем хватит на несколько страниц, и комментарий выйдет куда объемнее, чем само произведение. Поэтому не буду писать обо всем, что зацепило-поразило-понравилось, а остановлюсь на главном. Эта небольшая повесть – емкая, очень изящная по форме – дает ответы на многие вопросы, которые то и дело задают как христиане и люди близкие к христианству, так и их противники.
Слова "грех" и "искушение" повторяются довольно часто, но под ними, как правило, понимается некое удовольствие, запрещаемое фанатиками, дабы не позволить веселым безбожникам искренне развлекаться в свое удовольствие. Заговорить вслух о грехах и грешниках – верный способ навлечь на себя насмешки, либо же глубокоумные рассуждения о подавлении желаний и прочих несчастиях. Это – взгляд мира, но даже среди людей церковных нередки представления, что грех, в общем-то, штука приятная, но – нельзя, так нельзя, остается вздохнуть и погрозить пальцем тем, кто все-таки решился этого сладкого плода отведать.
В "Золоте" говорится ясно и недвусмысленно: грех мерзок и тяжек. Искушение – вовсе не захватывающее страстное влечение. Оно скорее сродни болезни. Алендрока страсть превращает в животное, она подобна сумасшествию – Гийом и думает про своего господина, что тот сошел с ума. Это – боль, чернота, ничего общего со сладостью.
Гийом, без сомнения, жертва, но невинной жертвой его не назовешь. Грех не бывает невольным, хотя с этим так часто хочется не согласиться. "Не было выбора" – вечное оправдание тех, кто мог выбирать. " мне нужно, чтобы ты… сам… сам.", - говорит рыцарь оруженосцу, но тот видит перед собой не человека, а нечистого, и свое "да" говорит не Алендроку, а совсем другому собеседнику.
Трусость сама по себе еще не грех, но она нередко греху предшествует. Боязнь боли, унижений, смерти свойственны человеку; одни преодолевают страх, другие же ему поддаются, в надежде на "меньшее зло", на то, что "не было выхода". Надежды не сбываются. Душу нельзя продавать по кусочкам. Раз уступив, попадаешь в зависимость, мессен дьявол превосходный игрок и вырваться из его ловушек ой как трудно. И первую сделку с сатаной Гийом заключил еще за год до плена.
Абу Бакр, хозяин раба-христианина, человек незлой. Он позволяет исповедовать христианство – пожалуйста! Можешь даже преклонить колени, если находишься среди единоверцев. Но не смей молиться при иноверце. Не молись в этом доме. Христианская молитва вызывает у доброго старика приступ сатанинской ненависти – по другому не скажешь, Абу Бакр достаточно веротерпим, но тут в него словно вселяется демон. Что трудно назвать неожиданностью – молясь, Гийом чувствует, что вот она, настала возможность стать святым, белым, как снег. Демоны любят виться вокруг святых, и если сатана может принять вид обольстительной девицы, или чудовища, почему бы ему не предстать в облике сарацинского мудреца? Много говорится о брани духовной, об искушении удовольствием, но то, что, возможно, придется вести реальный бой, мало кому приходит в голову. А противник к тому же может оказаться гораздо сильнее, в его руках – оружие, или плетка, у тебя же – только вера и молитва… К такому варианту мало кто готов. Порыв Гийома кончается болью и бесчестием, вместо святости – отступничество, но, говоря словами автора: " кто сам бы сделал иначе - тот пусть его осудит". Требования Абу Бакра вполне соответствуют требованиям многих либералов – молитесь, но среди своих, не смейте исповедовать свою религию открыто, заявлять об этом вслух. Это – ваше личное дело. И наказание ослушникам – не смерть и не порка, а всего лишь мирское осуждение, но сколько христиан поддаются этому страху? Гийому грозило худшее – но отступил он только на четвертый раз.
И все же отступничество состоялось, грех на Гийоме остался, страх никуда не ушел, вернулся в новом обличье и на сей раз потребовал, кроме души, осквернить еще и тело.
Я никогда не приму разговоров о том, что "разницы нет", о допустимости гомосексуальных браков и прочего политкорректного трепа на этот счет. Понимаю, что неизбежно найдутся читатели, которых привлечет именно это, Бог им судья, но жаль, если кто-то не увидит в "Золоте" только некуртуазную (а проще говоря – грязную, хотя кто-то и будет уверять, что в этих отношениях нет грязи) историю совращения юного оруженосца. Хотя, это неточно, грязно то, что случилось между двумя, но не повествование о них. Никакой возвышенной страсти здесь нет в помине, если есть радость – то черная, от дьявольщины не избавиться. " Это было как головная боль. Такой же вгрызающийся в плоть шип, и от него тело так же могло умереть, разорваться. На этот раз это были тяжесть и жар, и мучение, раздирающее всю нижнюю половину тела, и если это хоть в чем-то была любовь - Алендрок понял, почему за нее убивают ".
Но неприемлемой оказывается и другая точка зрения, свойственная, в большей части, уголовникам, у которых "опущенный" - пария на всю жизнь. Тем не менее, многие воспитанные и образованные люди не стыдятся высказываться в том же духе. Что до меня, то я процитирую Льюиса: "Жестокость хуже похоти; искушения мира сего опаснее, чем искушения плоти". Тот же Льюис пишет, что "тех, кому эта склонность не свойственна, от нее мутит почти как от некрофилии". Не настолько, конечно, – разница именно в этом "почти". Не скрою, когда я поняла, в чем "некуртуазность" истории меня слегка покоробило. Но при всей своей "гомофобии" – а я предпочту прослыть гомофобом, чем вывешивать радужные ленточки в ЖЖ, и ставить всем в пример Нидерланды – я прочитала "Золото" залпом и тут же внесла его в список любимых книг. Потому что важны здесь не злоключения плоти, а странствия духа.
И, наконец, главное – очищение.
О падении Гийома – долгом, непрестанном, - рассказывается на протяжение всей повести. О возвышении – только в последней главе. И это на самом деле так – разбойнику на кресте тоже хватило эпилога его жизни. Для того чтобы произнести, наконец, слово "нет", много времени не надо.
Здесь есть ответ еще на один вопрос – о неискреннем покаянии, о том, как каются и вновь грешат – ах, до чего же это ужасно и неправильно, и можно ли прощать такое?
Вопрос о прощении – не в нашей компетенции, а о важности покаяния – пусть даже показного, как у Ричарда (хотя – имеем ли мы право судить, насколько он был искренен?) высказаться можно. Да, Ричард кается и грешит вновь, совершенно ханжески обрушивается на распутников, грозя карами тем, кто занимается делами, коими он сам не брезгует. Но это именно его шумное, прилюдное покаяние открыло глаза Гийому на то, что не все потеряно, что путь назад всегда открыт. Ханжество мерзко, но пусть о грехах напоминают хотя бы ханжи, если порядочные люди не помнят. Неискреннее покаяние к спасению не ведет, но это не значит, что надо отказывать в возможности спастись всем подряд.
А дальше – смерть. Гийом, наконец, приходит к мученической кончине. Чуда не произошло. Выдержи герой прежде, она пришла бы раньше, только и всего – разве, мучений и унижений было бы меньше. Счастливым такой финал никак не назовешь и многие будут разочарованы, но смерть стоит в конце всех человеческих историй, и то, некоторые книги заканчиваются раньше, чем герои доберутся до этой цели, ничего не меняет. А чудо все-таки было! Потому что есть еще одна концовка – красивая, ПРАВИЛЬНАЯ, подобающая настоящему роману про воинов Христовых. Именно это и было на самом деле, а вся злоба и все непотребство – искажение, морок. Потому что мессен дьявол хоть и мнит себя искусным игроком, на деле – всего лишь жалкий шулер и все его ухищрения не стоят нашего внимания.
